Тарифная война, развязанная Дональдом Трампом, выглядит как намеренное разрушение сложившегося статус-кво в глобальной экономике. Реиндустриализация США и ликвидация дисбалансов в торговле, заявленные Белым домом в качестве целей этой кампании, кажутся экспертам невыполнимыми. В расследовании HSE Daily разбираемся с событиями, концепциями и людьми, которые спровоцировали самую масштабную экономическую войну последних десятилетий.

Роскошное 18-этажное здание в юго-восточном углу Центрального парка в стиле французского шато с интерьерами с хрустальными люстрами, мрамором, коврами, бронзой и позолотой — это нью-йоркский отель «Плаза», построенный в начале прошлого века. Сегодня он входит в список исторических памятников штата и страны. Именно здесь сорок лет назад произошло историческое событие, которое можно считать точкой отсчёта и триггером тарифной кампании.

На фотографии, сделанной в «Плазе» 22 сентября 1985 года, пятеро мужчин в костюмах — министры финансов крупнейших экономических держав. В центре — американец Джеймс Бейкер, слева от него Герхард Столтенберг из ФРГ и Пьер Береговуа из Франции, справа — Найджел Лоусон из Великобритании и Нобору Такэсита из Японии.

В живых сегодня остался только Джеймс Бейкер. Ему в апреле этого года исполнилось 95 лет, и он вряд ли может помочь Белому дому советом и участием, хотя его вклад в современную историю сложно переоценить. В первый срок президентства Рональда Рейгана он был главой администрации, во второй — министром финансов. Затем помог выиграть выборы Джорджу Бушу-старшему, отработавшему два срока вице-президентом в паре с Рейганом. Именно Бейкер был тем человеком, который как госсекретарь «сопровождал» крах СССР и не стал помогать новой России деньгами, потому что «было очень трудно обосновать экономическую помощь России, с которой мы боролись 40 лет». Потом была «Буря в пустыне». Бейкер также отличился тем, что запретил пускать на порог Госдепа замминистра иностранных дел Беньямина Нетаньяху за его ястребиную позицию и критику ближневосточной политики США.

Но вернёмся в «Плазу». Там сорок лет назад пять государств заключили сделку, вошедшую в историю как Plaza Accord. Страны-участницы взяли на себя добровольное обязательство девальвировать доллар, чтобы сократить торговый дефицит США и создать более комфортные условия для американских экспортеров. Для этого проводились массированные продажи доллара.

Падение доллара и крах Японии

Профессор Harvard Kennedy School Джеффри Френкель в статье к 30-летию Plaza Accord отмечал, что «это была, пожалуй, самая радикальная политическая инициатива на валютном рынке доллара с тех пор, как Ричард Никсон в 1973 году впервые отпустил курс валюты». Напомним, речь идет о демонтаже Бреттон-Вудской системы, когда сначала была отменена привязка доллара к золоту, а затем введены плавающие валютные курсы. В этих реформах, известных как Никсоновский шок (Nixon Shock), активное участие принимал Пол Волкер, бывший тогда заместителем министра финансов по валютным вопросам, а с 1979-го по 1987 год занимавший пост главы Федрезерва. Именно его жесткая политика высоких процентных ставок, с одной стороны, позволила победить инфляцию, с другой — вызвала рецессию, всплеск безработицы и укрепление доллара из-за притока капитала. С последствиями последнего и боролась Plaza Accord.

Сделка в «Плазе» дала желаемый эффект: курс доллара снизился, а торговый дефицит сократился. За пять лет, предшествовавших 1985 году, курс доллара по отношению к другим основным валютам вырос на 44%, а за два года, с 1985-го по 1987-й, доллар подешевел на 40%. Ослабление доллара оказалось столь сильным, что та же пятерка стран плюс Канада вынуждены были в 1987 году в Париже, в Лувре, договориться о стабилизации валютных рынков.

Спустя десятилетия эффект от Plaza Accord выглядит как погрешность: Америка де-факто деиндустриализирована, а дефицит торгового баланса по итогам 2024 года превысил 918 млрд долл. По подсчетам телеграм-канала Spydell Finance, за год с июля 2024-го по июль 2025-го он достиг абсолютного рекорда — 1,36 трлн долл. Этот дефицит «подкрепляется» дефицитом бюджета: по итогам 2024 финансового года он составил 1,83 трлн долл. (6,4% ВВП), а за десять месяцев 2025-го уже достиг 1,629 трлн долл. Госдолг США давно перевалил за 100% ВВП и этим летом вышел за отметку в 37 трлн долл.

Однако долгосрочный эффект сделки в «Плазе» всё же был. Она спровоцировала Японию на накачку экономики деньгами, что сначала привело к появлению гигантского пузыря на фондовом рынке, в недвижимости и других активах, а потом к его схлопыванию. Это похоронило амбиции Страны восходящего солнца стать мировым экономическим лидером и повергло её в «потерянное десятилетие». Восстановить свои позиции Япония не смогла, и многие считают, что кризис продолжается до сих пор. Возможно, сейчас команда Трампа, учитывая её синофобию, хочет провернуть тот же трюк, но уже с Китаем. Впрочем, Пекин, в отличие от Токио, уроки истории выучил и суверенитетом поступаться не готов.

Стоит отметить, что Нобору Такэсита, один из участников Plaza Accord, с 1987-го по 1989 год был премьер-министром Японии и фактически стал архитектором будущего краха. С поста главы правительства он ушёл из-за коррупционного скандала, связанного с инсайдерской торговлей.

От «Плазы» до Мар-а-Лаго

 В то время, когда Такэсита находился на вершине власти, а Джеймс Бейкер был погружен в предвыборную кампанию Буша-старшего, 41-летний преуспевающий нью-йоркский девелопер Дональд Трамп, взяв в нескольких банках кредит в размере 407 миллионов долларов, купил тот самый отель «Плаза». Годом ранее он съездил в СССР, где мечтал построить «роскошный отель напротив Кремля». В Союзе у него ничего не выгорело, и «Плаза» должна была стать его утешительным призом. Однако и здесь все пошло не по плану.

Затеянная роскошная реконструкция требовала денег, долги росли, а доходы их не покрывали. С отелем он промучался несколько лет, и последние годы его жестко контролировали банки-кредиторы. Попытка продать «Плазу» до того, как банкиры найдут своего покупателя, по легенде, закончилась неудачей: гонконгский инвестор Уолтер Квок застрял в лифте отеля и отказался от сделки. Но Дональд Трамп сумел все же войти в историю: он разрешил снимать вторую часть фильма «Один дома» в «Плазе» и сам засветился в холле отеля в одной из сцен с Маколеем Калкиным.

Некоторые члены команды Трампа считают, что события в «Плазе» сорокалетней давности, Plaza accord – это референсная точка, то, что стоит повторить, но на другом качественном уровне. Новая сделка получила название Mar-a-Lago accord в соответствии с названием местечка во Флориде, где находится любимая резиденция президента США. Повышение тарифов в этом контексте не случайный выбор взбалмошного и недалекого политика, а продуманная стратегия.

В Белом доме есть группа людей, провоцирующих президента на эскалацию торговых (и не только) войн. Например, с исключительно ястребиных позиций выступает старший советник по вопросам торговли Петер Наварро. Недавно он так прокомментировал телеканалу Real America's Voice нежелание стран БРИКС идти на поводу у США: «Поставляя свой экспорт в Соединенные Штаты, они, подобно вампирам, высасывают из нас всю кровь своими недобросовестными торговыми практиками». Наварро, выпускник Гарварда, известен своей антипатией к Китаю и постоянными обвинениями в адрес Пекина. Он написал несколько книг с говорящими названиями:  «Грядущие войны с Китаем» (The Coming China Wars: Where They Will Be Fought, How They Can Be Won) и «Смерть от Китая» (Death by China: Confronting the Dragon – A Global Call to Action).

Но настоящим мозгом тарифной кампании выступает Стивен Миран, глава Совета экономических консультантов Белого дома. Журнал Fortune назвал его «идеологом Трампа в вопросе тарифов». Стивен Миран в отличие от многих других людей, занимавших эту должность, не научная звезда, но, конечно же, имеет прекрасное профильное образование – окончил с отличием Бостонский университет и получил степень доктора экономики в 2010 году в Гарвардском университете. Интересно, что преподавал ему в Гарварде Мартин Фелдстайн, возглавлявший Совет экономических консультантов при президенте Рейгане, когда главой администрации был Джеймс Бейкер.

Основная часть карьеры Стивена Мирана связана с работой аналитиком в инвестфондах. Fortune пишет, что больше всего в этом «сидении в первом ряду на Уолл-стрит» двадцатилетнего парня шокировало то, как Китай манипулировал «валютными каналами», чтобы юань оставался сильно недооценённым по отношению к доллару. «Наблюдение за накоплением китайских валютных резервов в долларах, поступающих от экспорта, было настоящим откровением», — вспоминает сам Стивен Миран. Он также обратил внимание на нерыночные барьеры, более высокие тарифные ставки, кражу интеллектуальной собственности и прочие элементы китайской политики, отрицательно влияющие на США. В итоге Миран превратился в «экономического националиста», который всеми силами помогает своему боссу (он научился виртуозно хвалить Трампа) делать Америку снова великой (Make America Great Again, MAGA).

«Триффиновский мир»

Подход, идеология, теоретическое обоснование тарифной кампании Стивен Миран изложил в работе «Руководство пользователя по реструктуризации глобальной торговой системы» (A User’s Guide to Restructuring the Global Trading System) в ноябре 2024 года. «Корень экономических дисбалансов кроется в постоянном завышении курса доллара, которое препятствует сбалансированности международной торговли, и это завышение вызвано неэластичным спросом на резервные активы. По мере роста мирового ВВП Соединенным Штатам становится все более обременительным финансировать создание резервных активов и оборонную инфраструктуру, поскольку основная тяжесть расходов ложится на производственный и торговый секторы», - говорится в статье.

Стивен Миран уверен, что тарифы обеспечивают доход и, если они компенсируются валютными корректировками, приводят к минимальным инфляционным или иным неблагоприятным побочным эффектам. Он также полагает, что «тарифы в конечном итоге финансируются за счет страны, на которую распространяются тарифы». Кроме того, экономист отмечает, что исторически сложилось так, что Соединенные Штаты придерживались многосторонних подходов к корректировке валютных курсов.

«Хотя многие аналитики считают, что не существует доступных инструментов для решения проблемы неправильного курса валюты в одностороннем порядке, это не соответствует действительности. Я описываю некоторые потенциальные возможности как для многосторонних, так и для односторонних стратегий валютной корректировки, а также способы смягчения нежелательных побочных эффектов», - указывает он.

С помощью тарифов Стивен Миран предлагает бороться с парадоксом (дилеммой) Триффина. В 60-е годы прошлого века экономист Роберт Триффин, в своих работах, посвященных Бреттон-Вудской системе, отмечал, что у страны, деньги которой являются мировой резервной валютой, возникает неизбежный торговый дефицит. А до него, на самой конференции в Бреттон-Вуде в июле 1944 года, Джон Мейнард Кейнс предлагал ввести расчетную единицу «банкор» (bancor), чтобы избежать подобных последствий.

Стивен Миран говорит, что, действительно, парадокс статуса резервной валюты заключается в том, что он приводит к постоянному двойному дефициту (торговли и бюджета), который, в свою очередь, со временем приводит к «неприемлемому накоплению государственного и внешнего долга». Это в конечном итоге «подрывает надежность и статус резервной валюты такой страны-должника».

Чтобы вырваться из «триффиновского мира» – нужно повысить тарифы. Это даст дополнительные деньги, а тяжесть расходов возьмут на себя страны-экспортеры в США. Часть роста тарифов они также смогут компенсировать через подстройку валютных курсов. Еще один фирменный кирпичик в эту конструкцию персонально от Трампа – это обязательства инвестировать сотни миллиардов долларов в экономику США, которыми он нагружает своих союзников и торговых партнеров.

Мерзость, Пауэлл и пузырь

Нужно подчеркнуть: в успех тарифной войны Трампа в буквальном смысле никто не верит. Причин для пессимизма более чем достаточно. Прежде всего, экономисты, инвесторы и бизнес уверены, что возросшие расходы так или иначе лягут на плечи американских потребителей. Глава ФРС Джером Пауэлл, конфликтующий с президентом из-за нежелания снижать ставки, недавно заявил, что из-за инфляционных рисков может потребоваться корректировка денежно-кредитной политики, то есть она останется жесткой неопределённое время. «Влияние пошлин на потребительские цены теперь очевидно. Мы ожидаем, что в ближайшие месяцы это влияние будет нарастать, при этом неопределенность в отношении сроков и масштабов высока», — сказал он.

«Теоретически импортная пошлина может ложиться как на потребителей в стране импорта, так и на экспортера. Это зависит от ситуации на рынке: если спрос превышает предложение и у экспортера нет проблем со сбытом, то экспортные цены останутся прежними, а пошлина будет добавляться к ним и оплачиваться потребителями как повышение цен. Если экспортер испытывает трудности с реализацией продукции, то он будет снижать цены, чтобы сохранить свои позиции на рынке», — поясняет Александр Данильцев, директор Института торговой политики НИУ ВШЭ. По его словам, с течением времени баланс на рынке будет восстанавливаться, однако избежать роста цен не получится. «О невозможности сохранения политики сверхвысоких пошлин говорит и то, что на самом деле США либо откладывают их введение, либо идут на сильные снижения. О рисках для американского рынка свидетельствует и снижение импорта (пока только в мае). При этом для многих рынков США импорт очень важен — например, для автомобильного сектора, где он составляет более 50% внутреннего рынка», — отмечает эксперт.

Ждать быстрого снижения ставок не стоит, значит, денежных стимулов не будет, а расходы на обслуживание госдолга будут расти. Вырваться из «триффиновского мира» можно только отказавшись от статуса доллара как резервной валюты и начав проводить взвешенную бюджетную политику — сокращать, а не разгонять расходы. Но первое невозможно, так как США боятся потерять доминирующее положение в мире, а второе пока так и осталось на бумаге. Бывший соратник Трампа, миллиардер Илон Маск, уверен: выполнение обещаний администрации, воплощенное в законе под названием «Один большой и прекрасный билль» (One Big Beautiful Bill), приведёт к катастрофическому росту долгов и дефицита бюджета до 2,5 трлн долл. Он назвал документ «мерзостью».

В возможность реиндустриализации эксперты также не верят. Во-первых, в США потеряны многие необходимые компетенции, не хватает квалифицированных инженеров и рабочих. Во-вторых, производить товары в Китае и других странах дешевле: рабочая сила и ресурсы стоят меньше, транзакционные издержки ниже. В-третьих, обещанные Трампу инвестиции — это не реальные проекты, а цифры «с потолка» или переупакованные из уже существующих программ.

Американист, кандидат политических наук, аналитик НИУ ВШЭ Егор Торопов полагает, что как практическая имплементация, так и риторическая угроза экономической изоляции США закономерно приводят не только к удорожанию отдельных категорий товаров для самих американцев — таких как электроника, автомобили и другая высокотехнологичная продукция, — но и к росту торгового дефицита.

Важно, что процентные расходы уже превысили военные траты и составили более 1 трлн долл. в 2024 году. Согласно концепции историка Найла Фергюсона из Института Гувера, изложенной в работе «Закон Фергюсона: обслуживание долга, военные расходы и финансовые ограничения власти» (Debt Service, Military Spending, and the Fiscal Limits of Power), любая великая держава, которая тратит больше на обслуживание долга, чем на оборону, рискует перестать быть великой державой.

Впрочем, есть вещи пострашнее, чем утрата величия: пузырь на рынке из-за бума ИИ так велик, что его уже сложно не замечать. Недавно даже генеральный директор OpenAI Сэм Альтман заговорил об этом. Компании сектора зарабатывают прежде всего на продаже «железа», а вот сам ИИ пока не удаётся монетизировать. Как показало исследование MIT, несмотря на ежегодные инвестиции в 30–40 млрд долл., 95% организаций (как разработчиков, так и покупателей ИИ-продуктов) не получают никакой отдачи.

Но инвесторам всё равно: в июле 2025 года компания Nvidia первой пробила планку капитализации в 4 трлн долларов. Microsoft, Apple и Alphabet (Google) стоят дороже 3 трлн, Amazon — дороже 2 трлн, а несколько корпораций, включая Tesla Илона Маска, — дороже 1 трлн долларов. Даже произносить эти цифры страшно, а эффект от возможного обрушения можно сравнить с падением гигантского астероида. Японское «потерянное десятилетие» может оказаться не худшим вариантом.