Концепция внешней политики Турции предполагает укрепление военной составляющей, в том числе активизацию создания военных баз за рубежом, снижение роли дипломатии и создание ВПК, способного обеспечить решение внешнеполитических задач. Об этом, а также о взаимоотношениях Анкары и Москвы, рассказал директор Центра изучения современной Турции, научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН Амур Гаджиев. Его выступление в Вышке было организовано департаментом зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики  НИУ ВШЭ.

Турция в последние годы стала одновременно одним из ключевых партнеров и противников России на Ближнем Востоке, а также на южном Кавказе, сказал открывая семинар, его ведущий, помощник руководителя департамента зарубежного регионоведения Мурад Садыгзаде. Анкара также пытается участвовать в урегулировании российско-украинских отношений, добавил он, таким образом подчеркивая актуальность темы.

Амур Гаджиев представил доклад «Основные особенности внешней политики Турции на современном этапе». С начала 2000-х гг. в стране конкурировали несколько доктрин внешней политики. Одна предполагала частичное восстановление политического и военного влияния Турции в восточном Средиземноморье, другая — обеспечение «передовой обороны» на периметре границ ближайших соседей. Одновременно исламистская Партия справедливости и развития (ПСР) президента Реджепа Эрдогана продолжала сближение с Евросоюзом.

После ликвидации мятежа турецких военных в 2016 г. часть сторонников усиления позиций страны в восточном Средиземноморье оказалась в заключении, однако позднее суд оправдал часть из них.

Парламентские выборы 2018 г. привели к утрате ПСР большинства, позволявшего самостоятельно формировать правительство, она вынуждена была создать альянс с одной из националистических партий, что также повлияло на внешнюю политику.

Внутриполитическая конкуренция привела к синтезу концепций «стратегической глубины» и лидерства в восточном Средиземноморье. Популярной стала идея, что оборона Стамбула начинается с Боснии, а Эрзурума (города в Восточной Турции) — с Грозного.

Стремление расширить турецкое влияние привело, по словам авторам доклада, к заключению договора о разграничении в Средиземном море между Ливией и Турцией, который вызвал недовольство Греции и Кипра.

Новая концепция внешней политики Турции предполагает укрепление военной составляющей, в том числе активизацию создания военных баз за рубежом, снижение роли дипломатии и создание ВПК, способного обеспечить решение внешнеполитических задач.

По мнению Амура Гаджиева, правящая партия совместно с левыми кемалистами и националистами стремится активизировать вмешательство в Сирии, особенно против курдов, и присутствие в Ливии, используя протурецкие вооруженные группировки. Он пояснил, что в Турции нынешнюю стратегию называют «активным политическим реализмом».

Эксперт обратил внимание на активизацию Турции на внешнеполитической арене в последние недели, он привел в пример попытки участвовать в урегулировании российско-украинских отношений. Стремление стать посредником показывает, что Турция, не отказываясь от своих обязательств в НАТО, стремится предотвратить вероятность обострения конфликта в Черном море. 

В любом случае создание новой площадки для взаимодействия между Москвой и Анкарой, для переговоров между Россией Украины может оказаться полезным, полагает Амур Гаджиев.

События в Казахстане ослабили пантюркистские и панисламистские настроения в турецкой элите и обществе в целом, заставили задуматься о своевременности идеи создания союза тюркоязычных государств под эгидой Турции.

Отвечая просьбу HSE Daily прокомментировать факторы сотрудничества и соперничества в российско-турецких отношениях, эксперт сказал, что их элементы сочетаются в Сирии, где стороны сотрудничают в прекращении огня на северо-западе страны. Но Турция поддерживает деятельность конституционного комитета, который пытается изменить действующую модель организации власти в Сирии, в то время как Россия оказывает помощь сирийским курдам.

«Россия, Турция и Иран научились взаимодействовать в Сирии, в том числе в военно-политической сфере», — считает Амур Гаджиев.

Соперничество также проявляется и на южном Кавказе, где Россия является союзником Армении, а Турция поддержала в ходе войны за Карабах Азербайджан. Но при этом именно влияние России и Турции позволило остановить войну.

Такие же тенденции проявляются и в черноморском регионе, где обе стороны стремятся обеспечить стабильность. Турция, являясь членом НАТО, не желает обострения ситуации и, напомнил докладчик, не допустила прохода дополнительных кораблей НАТО в Черное море во время конфликта между Россией и Грузией в августе 2008 г. 

Говоря о неоимперских элементах политики Турции, Амур Гаджиев отметил, что бывший министр иностранных дел (2009–2014 гг.) и премьер (2014–2016 гг.) Турции Ахмет Давутоглу называл себя неоосманистом, а внешняя политика страны отчасти демонстрировала преемственность политики младотурок в начале XX века. В последние годы союз исламистов и националистов привел к ослаблению имперских амбиций, но одновременно активизировались пантюркизм и пантуранизм, лозунги единства тюркских народов.

Эксперт говорит, что в Турции понимают ограниченность ресурсов и поддерживают только прокси-силы в Сирии и Ливии (протурецкие силы, обеспеченные инструкторами и  снабжаемые турецким вооружением и боевой техникой — ред.). На севере и северо-западе Сирии есть турецкие военные базы, но в Анкаре понимают, что не могут претендовать на всю Сирию. Тем не менее Турция, полагает автор доклада, будет расширять свое экономическое влияние и военное присутствие в этой стране и в Ливии.

Отвечая на вопросы аспиранта департамента зарубежного регионоведения Эмилии Рубан, Амур Гаджиев подчеркнул, что переговоры с ЕС о возможных льготах для Турции продолжаются, стороны продлили миграционную сделку, по которой Анкара сдерживает приток беженцев в Европу, получая средства на их обустройство и в обмен на обещание либерализации визового режима для турецких граждан. Однако обещания пока не воплощены в реальность — в Брюсселе понимают, что облегчение визового режима коснется и мигрантов, недавно получивших турецкое гражданство.

Эксперт также отметил важность восстановления армяно-турецких отношений. Реальность такова, что стороны концентрируются на перспективах, а вопросы исторической политики, в том числе геноцида армян в 1915–1917 гг., отходят на второй план. В то же время Анкара не отказывается от создания исторической комиссии по расследованию фактов притеснений и высылки армян во время первой мировой войны, но сама не намерена продвигать эту идею. 

Мурад Садыгзаде сравнил стремление создать объединение тюркоязычных государств с организацией Лиги арабских государств в 1950–60-е гг. Она играла скорее символическую роль. «Мы видели великих панарабистов вроде Насера, но арабы понимают свои различия, и идеи арабского национализма и панарабизма стали маргинальны», — сказал эксперт ВШЭ.

Кроме того, элиты Азербайджана, Казахстана и Узбекистана осознают, что не будут полноправными партнерами в таком союзе и предпочитают оставаться независимыми государствами, не принимать роль провинций великой империи, потому и сохраняют известную дистанцию от Анкары. 

В обсуждении также приняли участие тюрколог Анна Геворгян и исламовед, доцент МПГУ Олег Макаренко.

Фото: Recep Tayyip Erdoğan / Facebook